В юго-западной части Афона на берегу моря среди неприступных скал расположено место, называемое Каруля, где с давних времен подвизались самые строгие подвижники. По преданию преп. Афанасий послал сюда разбойника для покаяния. На Каруле это был не единственный случай подобного исправления: «...Обитаху же тогда мужие добродетельны зело, с нимы же собеседовах и хлеб ядох, и ползовахся от беседы их. Бысть от ных старец с пресеченною рукою, иже прежде бяше прослутый курсар, си есть разбойник морский, обаче многи тамо уже лета жительствовавше в покаянии, якоже совершенно о нем известыхся. Тогда помянух великое Христово милосердие к кающимся грешником и Его евангельские словеса, яко многие разбойники и митары восхищают царствие Божие, и воздхнув, помянух своя грехи, просящи Творца, да дарует мне и всякому желающему благий конец», – писал Барский.

    Что означает слово «каруля»? Объяснение мы находим у того же Барского: «...На единой убо стене, зело навислой в море, древнии отцы устроиша верв, сверху камени привязан, на его концу привязавши кошницу, испущают колесцом древяным на низу, даже до моря, яже всегда день и нощь висит недалече, яко на полсажня от воды. Мимоходящие же кораблецы странныи и ладии монастырей различных, аще случатся тамо близу плысти, полагают в кошницу милостину: иннии хлеб, иннии сочиво или боб, иннии же инно что либо буди. По вечерни же, на всяк день един от ных зело жестоким путем нисходит даже до привязания верва верху высокого камени, и востягнув кошницу, взимает, благодарящи Бога, аще что обрящет, кошницу же праздну паки на низ повешает; аще же ни, паки возвращается к братии, без роптания, понеже суть обичны труждатися...»

    Каруля считалась самым суровым местом на Афоне, и тем не менее в начале ΧΧ века там было около сорока насельников!

     «Ибо воскрилие горы, мню еще от потопа сице отвалися, яко аки стена стоит единокаменна, в широту на пятьнадесят сажней, в высоту же в дважды и трижды толико, и тамо мало места сравненного с велим трудом, на нем же стоит церковь с кельями. Такожде и там дождевною живут водою и некою дикою капустою, естественно в разселинах каменных родящоюся. Место оное паче всех безмолвнейшое есть и теплейшее. Аще же и близу над морем стоит, но отнюдь не имат пути к морю, понеже несть тамо брега, но вертепы и пропасти страшнии и естествении камение превысокие...»

     Центром Карули была Геогиевская келья, построенная в глубокой древности. Спуска к морю от нее нет, она стоит на скале и с моря такая келья имеет вид неизвестно как прилепившегося к стене ласточкина гнезда. Стена кельи тесно прижимается к скале, так что есть только узенький проход между зданием и скалой, который ведет в самый конец Карули. И тропинка эта ведет на Катунаки через келью Даниэлев, как называют ее карульцы. В стене этого маленького проходца есть окошко в маленькую карульскую костницу, а снаружи фреска с изображением великомученика Георгия. Каждый пришедший на Карулю может поклониться здесь великомученику.
     Келья эта была возобновлена в XIX веке неким Стаматисом. Однажды он шел этой дорогой, великомученик явился ему и сказал по-гречески: «Стой! Куда идешь?» Великомученик был в одежде древних воинов, и спутать его с кем-нибудь не было возможности. Отсюда и его прозвище от слова «stamata» (остановись) -- Стаматис. Он был разбойник, но после этой встречи переменил свою жизнь. Он остановился здесь навсегда и возобновил келью. Надпись на келье указывает на то, что она была перестроена в 1811 году. Ранее она была ориентирована алтарем на восток, а после перестройки храма из-за недостатка места пришлось направить его на север или северо-восток.
     По Барскому, вокруг храма было три кельи, построенные «от неких добродетельных пустынножителей сербских». Но сам путешественник застал уже греков, «зело благоговейного жития». Сегодня в усыпальнице можно видеть главы схимонахов Варсонофия, Паисия, Зосимы, Иннокентия и иеросхимонаха Никона.
    Из жизнеописания старца Тихона, учеником которого был известный всему миру схимонах Паисий, мы узнаем, что он пятнадцать лет подвизался в пещере на Каруле и по воскресным дням ходил причащаться в келью, которая была расположена над его пещерой. «Его пещера находилась у подножия той самой горы, где была келлия святого Георгия. Там подвизался один богомудрый старец, который и стал для Тихона духовным учителем» ^{1, 2}.

    «Нет в Югославии человека, которому не было бы известно имя Василия Николаевича Штрандтмана ³ », – так начиналась статья в журнале «Часовой» за 1934 г., посвящённая последнему русскому посланнику в Королевстве СХС. Можно с уверенностью сказать, что сегодня трудно найти в России человека, которому было бы это имя знакомо. Мы хорошо помним эпизод перед началом Первой мировой войны, когда наш Император прислал Регенту Александру историческую телеграмму, в которой сообщалось, что Россия не оставит Сербию. В тот момент, когда разразился сербский кризис, неожиданно умер от разрыва сердца посол в Сербии Гартвиг Н.Г., и вся тяжесть тех нелёгких минут легла на плечи его первого заместителя Василия Николаевича Штрандтмана. Австро-Венгрия предъявила Сербии ультиматум, и Василию Николаевичу пришлось принимать участие в переговорах с австрийцами и германцами. Посланники этих стран вели двойную игру. А из Петербурга пришла депеша от министра иностранных дел Сазонова со словами Государя: «Пока есть малейшая надежда избежать кровопролития, все наши усилия должны быть направлены к этой цели». Но, как известно, кровопролития избежать не удалось. И вот Сербия получила унизительный ультиматум, сводившийся к требованию полной зависимости её от австрийцев. Королевич-регент Александр немедленно вызвал Штрандтмана и спросил совета, что делать в этой ситуации Сербии и может ли она надеяться на помощь России. Не колеблясь ни минуты, Василий Николаевич произнёс слова, достойные быть высеченными золотыми буквами в будущей книге Русской истории: «Пока в Санкт-Петербурге есть Российский Император, Сербия может быть спокойной». Они совместно составляют Императору телеграмму, в которой был фактически поставлен вопрос: «Быть или не быть Сербии?» Тогда и пришла в ответ знаменитая телеграмма от Русского Императора. А Василий Николаевич, закончив свою дипломатическую миссию, ибо после начала войны и захвата Сербии австрийцами она потеряла смысл, испросив разрешение у Государя, поступил добровольцем в ряды сербской армии и прошёл с нею весь тернистый путь от первых поражений до победы. Вместе с ней он эвакуировался за пределы Сербии. После того, как королевич обратился к державам со словами: «Сербии больше нет, но армия её жива», и перебросил сербских солдат на восточный фронт, Василий Николаевич оказался на Солунском театре военных действий. Там он участвовал в прорыве и закончил свою военную карьеру в чине капитана сербской армии⁴.
    Василий Николаевич Штрандтман представлял Россию в Сербии фактически с 1914 года до установления Югославией дипломатических отношений с Советским государством в 1940 году.

    Еще менее известен в истории старший брат Василия Николаевича. Он также начинал карьеру офицером. Родился будущий афонский монах 4 сентября 1875 года⁵ в городе Гродно. Крестным отцом его стал Император Александр II. Отец, генерал-лейтенант Николай Карлович, был Царскосельским комендантом. В 1896 году будущий монах закончил Пажеский корпус, был камер пажом Великой Княгини Марии Павловны старшей. Служил в Лейб-гвардейском полку Её Величества, участвовал в Русско-японской и Первой мировой войне, был ранен. Служил адъютантом Великого князя Андрея Владимировича и кончил службу в чине полковника. Награжден золотым оружием за храбрость. Затем, как и большинство русских беженцев, оказался в Югославии ⁶. Там он принял постриг в одном из монастырей Сербии. Уже будучи на Афоне, постригся в великую схиму. Собственно, нам известно только его монашеское имя – иеросхимонах Никон.
    На короткое время Никон прибыл в Бельгию. Причина этой поездки не известна, но она наделала переполох среди соратников митрополита Евлогия (Георгиевского)⁷. Вот что архиепископ Александр (Немоловский) пишет митрополиту в письме от 2 июня 1933 года:
    «Чтобы окончательно не потерять церковную общину в Антверпене, я назначил Бож. Литургию на день Св. Тройцы , ибо в Антверпене поселился иеромонах Никон (Штрадман), и нам необходимо спешить». Опасаться владыке было нечего: скоро «страшный» иеромонах навсегда покинул мир. Но в Антверпене у афонского монаха на долгие годы остались друзья, которые помнили его и навещали на Афоне. А вот что пишет об появлении о. Никона в Антверпене современный исследователь: «Итак, уже второй «карловацкий» священник прибыл в те майские дни 1933 г. в Антверпен, намного старше и опытнее молодого Иннокентия и к тому же заметная фигура: о. Никон (Н.Н. Штрандтман) (умер 1963) был в миру полковником Лейб-Гвардии 4-го Стрелкового Императорской Фамилии полка и адъютантом одного из великих князей, участвовал еще в русско-японской войне, а его младший брат был последним царским послом в Сербии. О силе личности иеромонаха Никона и его возможном огромном влиянии на русских антверпенцев говорит и то, что вскоре он принял схиму на Афоне и лет 30 прожил там в пещере, высеченной в скале [19] ^{8, 9}»
    На Афоне еще остались монахи, которые помнят о. Никона. Нам было известно три монаха, которые знали о. Никона. С одним из них нам поговорить не удалось, другие же два ¹⁰ дали бывшему полковнику исчерпывающую характеристику, поминутно восклицая: «Калос ¹¹ ...калос». Ещё удалось нам узнать, что о. Никон свободно владел пятью языками: английским, немецким, французским, итальянским и испанским. Но получить более подробные сведения было очень трудно, так как афонские монахи мало внимания уделяют внешним моментам или фактам биографии своих собратьев по монашеской жизни.
    Он поселился на Афоне не позднее конца 30-ых годов. На Каруле сама местность делает человека затворником: кругом обрывы и пропасти, по которым можно передвигаться только с помощью верёвки. Собственно, все предыдущее: и о его брате, и о блестящим прошлом, и о принадлежности к высшим слоям русского общества, говорится только для того, чтобы подчеркнуть тот невероятный контраст между прежней жизнью и карульской нищетой, в которой достаточно только одного – камней ¹².
    О. Никон редко покидал Святую Гору. Один раз он совершил достаточно долгую поездку по Европе и Америке, побывал в Джорданвилле. С тех пор у него завязались с этим монастырем самые дружественные отношения. Он внимательно следил за изданиями монастыря, читал «Православный путь» и «Православную Русь». Он также ежегодно небольшое время проводил в Салониках, но последние годы безвыездно жил на Каруле, к высотам которой, по выражениям автора некролога в «Православной Руси», «питал особую нежную любовь, которую он отмечал в своих письмах, но даже в уединении, в глуши, он духовно ощущал ту безбожную отраву, которая распространяется по всему миру и, конечно, не оставляет без воздействия и Святую Гору». Он предчувствовал то время, когда ему придется покинуть свое пристанище, но до этого он, к счастью, не дожил. О. Никон прожил около 90 лет и отошёл ко Господу 20 сентября 1963 г. Трудно себе представить, как можно было жить в таком возрасте на суровой Каруле, где в то время нельзя было рассчитывать на медицинскую помощь или просто найти медикаменты. Пост и молитва так угодны Богу и столь необходимы людям, что Всевышний продлевает дни своих служителей, нарушая этим законы природы. Чтобы оценить подвиг о. Никона и подобных ему отшельников, достаточно один раз побывать на Каруле. В самые жаркие месяцы камень там раскаляется на беспощадном солнце и, кажется, нет спасения от жара ни днём, ни ночью. Уж не говоря о том, что подобные отшельники отрезаны не только от мира, но и от других афонских обителей. Крутые склоны, по которым передвигаться чрезвычайно трудно, не дают возможности часто нарушать уединение и любого способны сделать постником: по отвесным скалам не понесешь ничего лишнего.
    Архимандрит Херувим, оставивший уникальное описание Карули 40-ых годов прошлого столетия, дважды упоминает в своей книге «Удел Божией Матери» о. Никона. Первый раз он описывает одно из посещений старца, когда молодой послушник, будущий архимандрит, восторгается смирением русского монаха. Это описание может рассказать гораздо больше самых точных фактов из биографии: «Затем я пошёл в исихастирион ¹³ русского аскета Никона. Открылась дверь, и показалась эта замечательная личность. Он первый сделал поклон и что-то сказал по-русски. Я слушал его, ничего не понимая, смотрел на него и поражался. «Вот, – думал я себе, – небесный человек, который находится ещё на земле! Сколько раз хотелось бы нам повстречаться в жизни с такими людьми! Я верю, что самое чёрствое, самое напоенное мирскими помыслами сердце, не может остаться не взволнованным и безразличным перед величием, которое являют дикость места и покой, безмятежность этих людей: оно открывает, смягчает, умиляет...»
    Когда я попросил у него какой-нибудь сосуд, чтобы положить ему немного варенья из айвы, которое мы обычно варили в своей каливе, он отказался. Однако уступил, когда я стал настаивать. Пошёл и принёс мне глиняную тарелку. С первого взгляда было заметно, что он много раз использовал её, не моя. Ясно были видны остатки пищи! На какой-то момент я заколебался, можно ли положить сюда варенье. Однако старец, поняв мое замешательство, заулыбался и сказал мне на ломаном греческом:

– Я пустынник, пустынник я.

    Я положил варенье на эту отталкивающую для нас, обычных людей, тарелку. Я был взволнован строгостью, порабощением плоти и чувств старого аскета. Кто знает, как он использует это варенье... Может, как древние аскеты, которые наливали воду в еду, чтобы она утратила свой вкус, и чтобы таким образом не услаждать своего вкуса.
    В одном порыве я склонился, чтобы ухватиться за его подрясник, поцеловать ноги, однако он успел раньше меня. Одним незаметным движением он оказался передо мной коленопреклонённым головой до земли. Услышал, как он, находясь в таком положении, шепчет: «Благодарю. Благодарю...» Это был незабываемый пустынник - высший офицерский чин русской армии, знавший несколько языков, всесторонне образованный отец Никон». Второй отрывок, более короткий, тоже достоин цитирования.
    « – Здесь, – сказал мне мой собрат, – находится калива «Святой Георгий», где безмолвствует один очень образованный русский, о. Никон, бывший в прошлом офицером русской армии.
    Мы постучали в дверь и обождали. Вскоре показался поседевший благообразный монах, с небесной улыбкой и какой-то внемирной добротой на лице. Мы оставили ему немного еды, взяли у него благословение, облобызав его освящённую руку, и продолжили свой путь ¹⁴ ».
    Это был незабываемый пустынник – высший офицерский чин русской армии, знавший несколько языков, всесторонне образованный отец Никон».

    Удивительно, что многие карульцы, среди которых были и русские, отличались долгожительством. Так монах русский монах Нил, исихаст, прожил около ста лет. И по преданию, он сам решил подправить Владыку, медлившего призвать своего раба. Сам приготовил себе могилу, с помощью молодого монаха сам забрался в неё и тут же предал дух своему Домовладыке. Иеросхимонах Феодосий и его ученик Никодим также дожили до глубокой старости. Видимо, уже в глубокой старости умер и другой русский иеросхимонах, самый загадочный карульский житель, в миру представитель высшего света – о. Парфений.

    Так и не удается пока открыть тайну личности о. Парфения. Современное карульское предание делает его великим князем и членом дома Романовых. Известно только, что он был княжеского рода ³ и, по собственному его воспоминанию, играл в детстве с будущим греческим королем Георгом II. Хоть это, несомненно, преувеличение. Храм кельи, в которой подвизался о. Парфений, был построен известным подвижником схимонахом Иннокентием Сибиряковым, бывшим сибирским золотопромышленником, и был посвящен святителю Иннокентию и преподобному Давиду. Можно представить себе и благолепие карульского храма. Храм, сожалению, полностью сгорел несколько лет назад. Жизнь иеросхимонаха Парфения, без сомнения, могла бы украсить Афонский Патерик. Многие афонские монахи ощущали, как от него исходило благоухание... Всего лишь два факта... В 2002 году в 25 номере «Русского паломника» опубликованы воспоминания схимника Макария о карульских монахах. Об о. Парфении говорится так: «Личность таинственная. Слышно было, что принадлежал к известной княжеской фамилии. Очень редко кого принимал в своем домике с церковкой. Часто служил Св. Литургию, а помогал ему о. схимонах Зосима-карулец, пел и читал на клиросе. Других он не допускал на свое служение. Я все же один раз удостоился быть принятым в его домике, и в беседе с ним за чашкой чая ясно увидел, что он не из простых людей. Не буду останавливаться на нашей беседе. Но он был подвижник и делатель умной молитвы. Его собранность чувств, его отчужденность от мира говорили сами за себя, подавая пример и нам, желающим спасаться. Его дворик с церковкой находился внизу, недалеко от моря, окруженный оградою. Дворик был нам хорошо виден с дорожкой посередине, по которой о. Парфений имел привычку ходить и тянуть четку. Почил тихо и мирно, и незаметно. Какова была его жизнь, такова и кончина». О. Никодим Карульский пишет о каких-то разногласиях, которые возникли между иеромонахом Парфением и старец Феодосием. О. Парфению не нравился порядок жизни о. Феодосия, его совместные частые собрания с карульцами, праздничные трапезы. В ходе этих собраний старец пытался воспитывать своих учеников, и это не нравилось о. Парфению, который перестал ходить к о. Феодосию на службы. Так прошло 10 лет. Но перед смертью о. Феодосия он стал посещать его и исповедовать, а потом и похоронил старца.
    Вот как вспоминает о нем архимандрит Херувим: «Я был наслышан о мудрости, святости и благородном происхождении последнего. Когда он открыл мне калитку своей кельи, я увидел его перед собой, как символ победы над мирской славой и суетой. Аристократическая, благородная фигура, одетая в порванную рясу» ¹⁵. Далее о. Херувим из беседы с о. Парфением понял, что тот, будучи ребенком в Петербурге, играл вместе с будущим греческим королем Георгом ΙΙ. Это единственное надежное сведение о происхождении этого таинственного монаха. О. Парфений вел высокую духовную жизнь, об этом свидетельствует все тот же архимандрит Херувим: «Безусловно, он должен был принадлежать к первому десятку самых добродетельных мужей Афона своей эпохи» ¹⁶.

    После о. Парфения в этой келье подвизался иеромонах Серафим родом с Дальнего Востока, учеником которого и был о. Симеон, ныне здравствующий сербский монах. Недолгое время жил в этой келье и архимандрит Софроний (Сахаров).
    Иеросхимонах Серафим родился около 1903 года и юношей вместе со своими родителями бежал в Китай. Там он получил высшее инженерное образование. Затем он уехал в Сербию, где поступил в Мильковский монастырь. Когда во время Второй мировой войны на монастырь напали титовские партизаны, то он вместе с о. Антонием (Медведевым), впоследствии архиепископом Сан-Францисским, и о. Стефаном (Карульским) ¹⁷ бежал из монастыря через окно. По воспоминаниям о. Стефана, вдогонку им свистели пули. После бегства из монастыря о. Стефан прибыл на Афон, где поселился в келье св. Саввы на Капсале, а затем уже переселился на Карулю. За два месяца до смерти о. Серафим обратился к доктору и осенью 1981 во время пребывания в женском Свято-Троицком монастыре в Ламии около г. Волос скончался. О. Серафим оставил несколько дневников, в которых записывал мысли о спасении ¹⁸.

    На так называемой внешней Каруле, до которой можно добраться от пристани без особого труда, без опасных передвижений по цепям и обрывам, находится Троицкая келья. В ней долгие годы провел иеросхимонах Феодосий.
    О. Феодосий (Василий Васильевич Харитонов) родился в 1869 году в Саратовской губернии в зажиточной крестьянской семье. Старец был младшим, пятым по счету ребенком в семье. По окончании учебы в сельской школе Василий (таково было его мирское имя) был взят на казенный счет в Саратовское духовное училище. После этого он поступил в Вологодскую семинарию, которую кончил первым учеником и был принят в Казанскую академию на казенный счет. Академию о. Феодосий закончил в 1894 году со степенью магистра богословия. Диссертацию будущий афонский монах написал на тему: «Обозрение сочинений епископа Феофана, Вышенского затворника». Там же он принял монашество с именем Феофан и был рукоположен в иеромонахи и назначен на должность надзирателя в Симферопольскую семинарию. Затем пять лет, с 1896 по 1901 год, был инспектором в Вологодской семинарии, но после оставил мир и ушел на Афон. Здесь началось другое серьезное и продолжительное учение. Старец поведал своему ученику, схимонаху Никодиму, о своей борьбе только с одной страстью – гневом. На Афоне о. Феодосий (тогда еще Феофан) пошел путем русского келиотского монашества и поступил в знаменитую келью свят. Николая, именуемую здесь Белозерка в 1901 году. Три года он прожил здесь, неустанно борясь со своей страстью – гневом, и видел, что не мог победить ее. И старец отправился иеросхидиакону Лукиану, проживавшему в келье близ Пантелеймонова монастыря. Этот диакон, известный в Пантелеймоновом монастыре как живописец, ученик самого духовника Иеронима, был достоин такого выбора, потому что был очень суров по характеру, и послушничество у него было лучшим способом обрести смирение. Новый послушник старался терпеть все, но иногда впадал в уныние и слышал: «Ну, что ты нюни распустил». Выдержать будущему старцу удалось только полтора года.
    Дальше путь его лежал на Капсалу, место рядом с Кареей, где и по сей день живут отшельники и келиоты. Здесь он проводил настоящую подвижническую жизнь, вкушая немного супа с сухарями и держась безмолвия. Но когда он по обыкновению спрятался от посетителей, вдруг услышал через дверь слова иеромонаха из Андреевского скита: «Не усидишь ты в своем безмолвии – где твоя любовь к ближним?» О. Феодосий задумался. Он решил осилить тот путь, которым не смог пройти – снова вернулся к о. Лукиану. На этот раз он выдержал только полгода. Старался все терпеть, но не выдержал: «Врачевахомъ Вавилона и не исцеле», – говорил его старец.
    Подвижник отчаялся: понял, что не может выдержать настоящего послушания, и решил испробовать братское житие, которое есть первая ступень к жизни отшельнической. Он организовал на Капсале нечто вроде маленького скита из трех монахов, которые каждую неделю из своей среды выбирали старшего и слушали его как игумена. Но самодельный скит скоро развалился. Иеромонах Феофан решил проводить самостоятельную жизнь по-отшельнически, но прибегая к духовным советам старцев. Одним из таких старцев, к которому он обращался, был иеросхимонах, по имени тоже Феодосий, известный на Афоне не только своим происхождением, но и своей монашеской жизнью. Этот о. Феодосий был грузин и жил в грузинской келье апостола и евангелиста Иоанна Богослова Иверского монастыря ¹⁹.
    Иеромонах Феофан прожил на Капсале, поучаясь у старцев несколько лет, будучи вынужден часто менять кельи. Всего за несколько лет он поменял на Капсале 8 келий. Как-то он услышал, что в скиту Василия Великого, где начинал свой монашеский путь преп. Паисий Величковский, есть старец, преуспевший в непрестанной молитве. Русский монах переселился на Катунаки и обрел великого учителя молитвы исихаста Каллиника. Закончил свое странствие по афонским кельям о. Феодосий на Каруле. Здесь ему было суждено прожить достаточно долго, до самой смерти. Переселился он на Карулю в 1914 году, а отошел ко Господу 2 октября 1937 года. Троицкая келья была построена на деньги, полученные от игумена Пантелеймонова монастыря Мисаила. Второй придел освящен в честь Покрова Божией Матери. По просьбе жертвователей также особо празднование совершалось 5 июля ст.ст. память преп. Сергия Радонежского и преп. Афанасия Афонского. Храм был освящен в 1917 году.
    Очевидно, что период споров об Имени Божьем застал о. Феодосия на Катунаках. Ему пришлось сыграть немалую роль в этих спорах. Именно он ознакомил старца-безмолвника Каллиника с существом этих споров. О. Каллиник написал небольшой труд по поводу споров об Имени Божьем, который, по преданию, так понравился нашему императору Николаю II. О. Феодосию была пожалована грамота от Священного Синода и подарен в благословение образ Всемилостивого Спаса.
    Хорошо отзывался о трудах о. Феодосия его единомышленник по спорам об Имени Божьем монах Ильинского скита Хрисанф. Причем знакомы они были еще до смуты, и о. Хрисанф уже тогда высоко ценил богословский талант о. Феодосия. В письме к Арсению (Стадницкому), в то время епископу Псковскому он пишет, что афонский богослов немало ему помог при составлении какого-то труда. Далее он высказывает свое суждение, что перевести рукопись преподобного Паисия Величковского может «благоговейнейший молодой иеромонах Феофан, магистр Богословия, подвизающийся уже 4 года на Афоне в уединенной калибе, как строгий аскет, и который находится в близких отношениях с нами». Далее отец Хрисанф сообщает краткие сведения об о. Феодосии, который уже были приведены нами выше и говорит о какой-то обличительной статье, которую безбоязненно написал этот молодой иеромонах. «И хотя я с о. Феофаном только по временам вижусь, но и этому радуюсь, ибо он пришелся мне совершенно по душе. Особенно мне нравится его высокопросвещенный ум, исполенный религиозно-нравственных идей и совершенно в православном духе. Он противник полной свободы всевозможным верам в России», – пишет в конце письма о. Хрисанф ²⁰. Этот документ дает нам некоторое представление о богословских трудах о. Феодосия.
    Кроме того, о. Феодосий составил книгу в защиту юлианского календаря. Называется она «Учение Православной Церкви о Священном Предании и отношение ея к новому стилю».
    О. Феодосий переписывался со многими известными иерархами русской церкви. Опубликованы несколько его писем к митрополиту Антонию (Храповицкому), с которым он переписывался по поводу разделений на Афоне, вызванных самочинным введением патриархом Мелетием нового стиля в Константинопольской церкви и по поводу ошибочного учения митрополита о страданиях Господа Иисуса Христа в жертве искупления за грехи человеческого рода.
    После отца Феодосия здесь подвизался и его ученик Никодим, тоже известный русский старец, особенно почитаемый в русском зарубежье. В одном из своих рассказов Маевский описывает своего молодого проводника, указывавшего ему путь к старцу Феодосию. Он был «как коза, перепрыгивающая с камня на камень».
    Но прошли годы в подвиге и молитве, и он сам стал известным старцем, к которому обращались за советом и помощью многие американские иерархи. Кончину этого святого старца описывает Павле Рак в своей книге «Приближения к Афону». В конце жизни Бог даровал ему немощи, которые старец воспринимал как благодать. Старец забыл все: и свое далекое прошлое в России, и многое из своей прежней афонской жизни, и даже все молитвы, так что для него осталась только одна молитва: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». И этих слов ему было вполне достаточно. Умер о. Никодим 15 февраля 1984 года.
    Отец Никодим поступил на Афон сначала в скит Крумница в 1920 году. Во время Первой мировой войны он был во Франции в составе экспедиционного корпуса, «после переворота в России, по своему давнему желанию, решил принять монашество и жить на Афоне» ²¹ Несколько по-другому об этом говорится в статье иеросхимонаха Ефрема (Красовского) «Схимонах Никодим русский карульский святогорец»: «Реовлюция 1917 года застала о. Никодима старшим унтер-офицером в военных действиях к концу Первой мировой войны в Македонии на Южном фронте, где он, между прочим, был трижды ранен. Не желая жить более в России, свергшей своего Царя, Помазанника Божия, по ночам тайным образом пешком в течении шести суток пришел он со своим другом-соратником на Святую Гору» ^{22, 23}. Еще в миру он прочитал «Рассказы странника», «Добротолюбие»и другие книги, и имел намерение серьезно заниматься молитвой. На Крумнице он принял монашество с именем Никанор и исполнял послушание в огороде, а затем стал помощником гостинника. Но на Крумнице упор делался на труд, а не на молитву. Было много виноградников, выращивались маслины, и времени для занятия практически не было. Поэтому по благословению игумена Пантелеймонова монастыря Мисаила Никодим довольно скоро перешел в соседний русский скит Новая Фиваида, где стал вести отшельнический образ жизни. Нелегко было жить молодому монаху без руководителя. Такими руководителями в начале стали для о. Никодима преподобный Силуан и о. Нифонт с Иваницы. Но общение с ними было затрудненно, особенно с о. Силуаном, который жил в Пантелеймоновом монастыре, и по совету последнего о. Никодим перешел в 1929 году на Карулю к о. Феодосию. В это время на Каруле жило 35 монахов, среди которых было три иеромонаха. О. Никодим был учеником о. Феодосия до самой его кончины. Интересные воспоминания о нем оставил иеросхимонах Филипп из кельи св. апостола Фомы из Скита св. Анны: «Отец Никодим был большим постником и подвижником, по сорок дней ежегодно постился! Свои подвиги скрывал, и вообще о «видениях и снах» не говорил. Был он исповедником – зилотом, но не делал скандалов и проблем. Мне кажется, что самая большая ценность о. Никодима была в том, что, будучи истинным патриотом, он первый терпел жизнь вне Отечества. Это усугублялось тем, что на Афоне находились монахи, которые подозревали, что всякий русский монах – советский шпион! С болью в сердце Старец молился за Россию, что тогда особенно нужно было. Нужна такая молитва и сегодня» ²⁴

Зилотское движение возникло впервые на Афоне в связи с самочинным введением нового стиля Константинопольским патриархом. Тогда большая часть русских монахов перестала поминать Константинопольского патриарха. Старец Феодосий вел переписку по этому поводу с митрополитом Антонием (Храповицким), и о. Никодим стал продолжателем его дела. Так, он дал благословение ныне здравствующего схимонаха Пахомию из Старого Руссика на разработку некой новой календарной системы, которая учитывала бы астрономические неточности юлианского календаря. Вообще он был духовно близок братии его скита состоявшей из русских монахов РПЦЗ. Скит был освобожден в 1992 году от русских по приказу патриарха Варфоломея. «Будучи на Афоне, я посещал русских отшельников Никодима Карульского и иных…», – вспоминал известный подвижник зарубежья архимандрит Нектарий (Чернобыль), живший на Афоне в 1966 году. Схимонах Никодим имел большое влияние на русское зарубежье, к нему приезжали паломники за советом, со многими он общался в письмах. По церковной иерархии о. Никодим был иподиаконом и рукоположен в этот сан в скиту святого Пророка Илии архиепископом Леонтием Чилийским.

    Кроме того, на Каруле в ΧΧ веке подвизались следующие русские монахи: схимонах Зосима, занимавшийся плетением корзин, схимонах Нифонт, живший рядом с Георгиевской кельей, ученики иеросхимонаха Феодосия: схииеродиакон Софроний и схимонах Досифей, приехавший на Афон по благословению святого праведного Иоанна Кронштадтского и бывший ранее в Ильинском скиту, схимонах Алипий, часовых дел мастер, схимонах Пахомий, схимонах Епифаний, живший в келье Рождества Христова, схимонах Епифаний, схимонах Василий из Иверской кельи, схимонах Харлампий, обитавший поблизости с Георгиевской кельей. Интересна история схимонаха Вафусия, жившего на самом краю Карули в келье напоминавшей по внешнему виду ласточкино гнездо. Еще до Первой мировой войны он узнал, что мать его в России тяжело больна и близка к смерти. Он пришел к ней, попрощался и похоронил ее и умудрился вернуться на Афон уже во время Гражданской войны. Если мы вспомним, о. Евгений (Жуков) отправившийся в Россию примерно в эти годы хоронить мать, смог чудом вернуться только в тридцатые году, несколько лет до этого проведя в лагерях.

_____

1. Отец Тихон ­-- последний великий старец на Афоне.1997.
2. Подробнее о нем можно прочитать в описании кельи «Белозерка».
3. Часовой, 1934 г. № 139-140. Юбилей В.Н. Штрандтмана.
4. Родился Василий Николаевич в 1877 году, крёстным отцом его был сам Государь Император Александр II. В 1897 году окончил Пажеский корпус и некоторое время служил в лейб-гвардейском Уланском полку Ея Величества, а в 1901 году поступил на службу в Министерство Иностранных Дел. Вот его послужной список: с 1902 года состоял при канцелярии МИДа, с 1906 по 1911 г. секретарь миссии в Дармштадте, в 1908 году был секретарём дипломатического агентства в Софии. С 1911 по 1915 г. первый секретарь миссии в Белграде. В 1919 году был назначен правительством А.В. Колчака посланником в Королевстве СХС. Мало кто знает, что король Александр I, в начале гражданской войны хотел помочь белому движению и послать в Россию добровольческий сербский корпус. Но бывшие союзники России, её тайные враги, категорически запретили ему это делать, да и без их помощи Король не смог бы осуществить такое перемещение войск. Король не забыл помощи русского народа. Василий Николаевич говорил одному своему собеседнику, редактору журнала «Часовой», Орехову: «Где Вы ещё найдете такое сердечное и братское отношение к русским и такое любовное внимание к памяти о России, как в Югославии?» Он не забыл в трудную годину и самого Василия Николаевича. Впоследствии он часто прибегал к советам русского посланника и внимательно относился к его мнению. И пока это было возможно, до 1940 года, над зданием русского посольства красовался двуглавый орёл, и Василий Николаевич делал всё возможное, чтобы облегчить русским нелёгкую жизнь в Югославии. Русский посланник был одновременно и Уполномоченным Русского Красного Креста. Роль этой организации станет ясна, если перечислить её учреждения, действовавшие в Сербии. Главным из них был русский хирургический госпиталь в Панчево, рассчитанный на сто коек. В Словении – санаторий для лёгочно-туберкулёзных больных. В Белграде, Панчево, Великой Кикинде, Белой церкви, Суботице, Любляне, Земуне были открыты амбулатории. Были организованы дом престарелых и детский приют в Белграде. Чтобы обслуживать все эти учреждения пришлось создать общежитие русских сестёр милосердия. И всё это приходилось делать практически без средств.
    Когда началась Вторая мировая война, и в Белград вошли немцы, В.Н. Штрандтман был арестован, но довольно скоро освобождён по ходатайству протоиерея Георгия Граббе. Штрандтману оставалось только покинуть Югославию. В 1963 году в «Русской мысли» появилась маленькая заметка: «Уланы Ея Величества и Пажи извещают, что 17-го ноября в Вашингтоне скончался бывший посол Российский в королевстве Югославия Василий Николаевич Штрандтман». Так тихо ушёл из жизни последний из русских посланников, бывший свидетелем важнейших событий мировой истории. Умер он в нищете, но отпевал его известный архиерей в зарубежье архиепископ Аверкий (Таушев). «Он был очень строг к своей душе и весьма заботился о том, чтобы в ее изгибах не остался какой-либо забытый и неисповеданный им грех. Он как бы с некоторой завистью относился к уделу своего брата, который был схимником иеромонахом в Карульских ущельях на Афонской горе и который предварил его своим отшествием из этого мира на три месяца», -- сказал на панихиде по усопшем другой владыка – архиепископ Никон. Похоронен Василий Николаевич на монастырском кладбище в Джорданвилле.
5. 1875 год приводится в некрологе, напечатанном в джорданвилльской «Православной Руси», 1873 год – согласно греческому паспорту.
6. Часовой.1963. № 450. С. 23
7. Митрополит Евлогий в 1926 году вышел из состава Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей, в 1935 году присоединился к РПЦЗ, а в 1936 году отделился от нее окончательно.
8. Часовой. 1963. № 450. С. 22.
9. Владимир Ронин. Церковная жизнь в Русском Антверпене (1920-1960/1999-2006).
10. Геронда Григорий из кельи Даниэлев и геронда Гедеон из кельи Архангелов на Катунаках. Оба подвизаются на Афоне около 50 лет.
11. греч. «Хороший».
12. Нам удалось найти на Каруле не только его фотографию, но и греческий паспорт, который, к сожалению, содержал слишком мало сведений. Указана только профессия – иеромонах, что он родился в 1873 году, глаза у него были голубые и что в 1935-1936 годах он ездил в Сербию. Из журнала «Русского паломника» мы позже узнали, что о. Никон рассказывал своему соседу по келье о. Макарию про Аляску. О. Никон был на Алеутских островах, был на острове Афогнак, соседнем с Еловым островом, где подвизался преп. Герман и где тогда жил тульский монах Герасим, в свое время бывший и на Афоне.
13. Отшельническая келья самых суровых подвижников.
14. Архимандрит Херувим. Из удела Божией Матери. 1998. Киев. С. 41--42.
15. Архимандрит Херувим. Из удела Божией Матери.1998. Киев С.113
16. Там же. С. 114.
17. После смерти о. Стефана, воспользовавшись данными сербского писателя Павла Рака, мне удалось составить следующий краткий некролог в российской печати. Видимо, эти данные следует считать наиболее достоверными:
Почил о Господе афонский подвижник схиархимандрит Стефан Карульский. Вся жизнь афонского старца была тесно связана с братским русским народом. О. Стефан (Милкович) родился в 1922 году. Учился в сельскохозяйственном техникуме. Знания, полученные там, пригодились ему впоследствии, когда он стал афонским монахом. Еще до Второй мировой войны о. Стефан поступил послушником в монастырь Туман в Сербии, где в то время подвизалось русское братство. Во время войны находился в монастыре Студеница. По словам о. Стефана, однажды коммунисты хотели его расстрелять, но ему удалось спастись бегством. Это находит подтверждение в воспоминаниях архимандрита Иоанна (Радосавлевича). В это время о. Стефан был рукоположен владыкой Николаем (Велимировичем) в диакона. На Афон, по собственным словам о. Стефана, он пришел из Сербии пешком, в самом начале пятидесятых годов. Сначала поступил в сербский монастырь Хиландарь, где пробыл совсем недолго. Жил с русскими монахами в Карее, затем один в Старом Руссике, а потом поселился на Каруле месте самых суровых подвигов афонских монахов. Здесь о. Стефан провел почти 40 лет. О. Стефан принадлежал РПЦЗ, как и некоторые другие карульские подвижники, но принимал всех, кто обращался к нему за советом и помощью. На Каруле о. Стефан вел строгую подвижническую жизнь и был известен во всей Греции. Сотни людей приходили к нему или обращались письменно за наставлением, или испрашивали молитв. Во время своего пребывания на Каруле о. Стефан ежедневно служил Божественную Литургию. Причем часто ему приходилось служить в одиночестве, так как все эти годы он практически не имел послушников. О. Стефан был великим молитвенником, и люди, зная это, почитали его и любили. Сотни имен поминал он каждую ночь, совершая проскомидию, причем часто без помянника, наизусть. Имел множество духовных чад в Греции, Сербии, Франции (русских). Написал четыре брошюры, содержащие духовные наставления общедоступного характера, которые были напечатаны его греческими друзьями. Но, больше, чем этими брошюрами, он вошел в историю Афона своей яркой личностью, которая проявлялась практически везде: и в его необычной фигуре, и в живом общении с сотнями гостей, и в подвигах, и в юродстве. О. Стефан иногда юродствовал, иногда был серьезен и делился своим опытом афонской жизни с теми, кто мог его воспринять. Со временем юродство захватило всю его личность и усугубилось старческими немощами и болезнями, что соблазняло многих, плохо знакомых с монашеской жизнью и неспособных оценить подвиги, совершаемые подвижниками на суровой и даже именуемой некоторыми страшной Каруле. Около трех лет назад пожар уничтожил келью о. Стефана, и две зимы старцу пришлось прожить в пещере. Оттуда его и увезли в Сербию, в монастырь Сланцы под Белградом, который является метохом (подворьем) Хиландаря. Там о. Стефан и встретил свою кончину на праздник Введения Пресвятой Богородицы в 2001 году. Остается только добавить, что келья о. Стефана была по соседству с кельей русских иеромонахов Порфирия и Серафима.
18. «Православная Русь». 2005. № 16.
19. Известный афонский духовник, почил 25 мая 1903 года. В миру он был князем Теодором Георгиевичем Эристовым. Его род уже сделал в древности немалое приношение Афону. Во времена преп. Афанасия у него в послушниках были знатные грузины, основавшие еще при его жизни Иверский монастырь. Первым был инок Иоанн (Варасваче), знаменитый полководец иверского царя Давида Куропата, вторым – его сын, в монашестве Евфимий и, наконец, третьим – князь Торникий, из рода которого и происходил грузинский инок. Князь Торникий вошел в историю Афона тем, что по приказу греческой императрицы и по благословению преподобного Афанасия вынужден был переменить рясу на доспехи и вновь стать на время полководцем. Но победа была одержана, и князь снова вернулся в обитель, где и окончил свое земное странствие. Его далекий потомок, старец, известный духовник грузинского братства, закончил свой жизненный путь рядом с Иверским монастырем.
20. Письмо монаха Афонского Ильинского скита Хрисанфа епископу Псковскому Арсению от 13 июля 1905 года ГАРФ. Ф. 550. Опись 473
21. Русский Паломник. №23 С. 19.
22. Русский Паломник. № 28. С. 107.
23. Читая эти отрывки, где говорится «о давнем желании» о. Никодима и «нежелании жить в России» поражаешься двум вещам: незнанию собственной истории и преклонении пред Западом. Человеку, мало-мальски знакомому с историей экспедиционного корпуса, известно, что перед нашими солдатами после Октябрьского переворота был поставлен выбор. либо продолжать воевать на стороне Франции во имя ее интересов, либо работать на предприятиях Франции, либо работать на положении рабов в Алжире. И большинство выбрало тяжелый каторжный труд, не желая воевать за чужие интересы. Французы при этом русских не жалели: «В апреле 1917 новый главком французов генерал Нивель затеял грандиозное наступление. Русские бригады, как обычно, оказались на самом острие. В результате все обернулось страшным поражением для Антанты, вошедшим в историю как «бойня Нивеля». Обе наши «французские» бригады потеряли около 5 000 человек (весь корпус составлял 45 тыс человек) — таких ужасных потерь еще не было. "Разброд в умах" сменился неподдельной обидой за погибших товарищей и такой же откровенной злостью ко всему французскому и военному. Бригады отвели в тыл, где солдаты и офицеры начинают посещать митинги» (Александр Березин. «Забытый контингент». Братишка. Июль 2005 года). Дорога же на Родину была очень трудна и заняла не один год, и далеко не все ее смогли выдержать. Вообще, вопреки стереотипу сложившемуся в сознании русских людей, французы были чрезвычайно жестоки в отношении к иностранцам, воевавшим на их стороне. Так, не выдержав издевательств, русские солдаты, оказавшиеся в силу некоторых причин в составе Иностранного легиона, устроили бунт, избив унтер офицеров. Подобные бунты карались смертной казнью. Можно с уверенностью сказать, что о. Никодиму пришлось вынести немало за свою жизнь, а пробраться на Афон было делом вовсе не легким. После того как начались братания с болгарами, часть была снята с фронта и пред русскими был поставлен выбор, либо продолжить войну в составе: французской армии, либо заняться доблестным каторжным трудом. Отправляться в Россию или на Афон никто русским не разрешал. В любую минуту будущий монах мог был схвачен и отправлен в Африку или даже расстрелян как дезертир. Да и законность пребывания его на Афоне была весьма сомнительна.
24. Русский Паломник. № 28. С. 107.

Павел Троицки (с).